Корзинка фруктов: Финал

Начнём с категоричного заявления: работа Нацуки Такаи «Корзинка фруктов» — один из столпов сёдзе. Выходившая в конце 1990-х — начале 2000-х манга к настоящему времени разошлась по миру 30-миллионным тиражом, сформировав у целого поколения любителей всего японского понимание того, чего нужно ждать от жанра. Поэтому новая экранизация «Корзинки» заслуживает обсуждения не только сама по себе, но и как показатель того, в какую сторону двигается «аниме для девочек» сегодня.

Для начала давайте разберёмся с теми общими для сёдзе чертами, из которых состоит «Корзинка фруктов». Они и сегодня остаются определяющими для «женских» аниме и манги.

Во-первых, сюжет объединяет в себе черты slice of life (школьные будни героев), фэнтези (люди-оборотни, местные божества и прочая инфернальщина) и драмы (отношения между родителями и детьми, друзьями, влюблёнными). В рамках одного из этих жанров развивается, как правило, любое среднестатистическое сёдзе. Встречаются и более сложносочинённые вещи, которые — как и «Корзинка» — пытаются усидеть на нескольких стульях. Сделать это, впрочем, существенно сложнее.

Во-вторых, образ центрального персонажа «Корзинки» Тору Хонды — квинтэссенция представлений о том, какой должна быть героиня сёдзе. Это, скажем так, необыкновенная обыкновенная девочка. С одной стороны, она вроде бы ничем не выделяется среди сверстниц: тихая, скромная, без особенных талантов в учёбе или спорте. С другой — её «женские» качества — доброта, жертвенность и способность к пониманию окружающих — обеспечивают Тору счастливое будущее с любимым человеком.

Хонда — это, конечно, очередное переосмысление японского патриархального идеала женщины «ямато-надэсико». Отсюда и его распространенность в сёдзе как в воспитательном продукте для девушек Страны восходящего солнца.

И, наконец, в-третьих, любовные линии (их традиционно несколько) — основа сюжетного каркаса «Корзинки». Они влияют на развитие даже второстепенных персонажей и определяют, насколько счастливым будет финал для каждого из них путём ответа на вопрос, сложился ли роман.

Жанровая бедность наряду со скупостью сюжетных ходов давно уже сформировали слегка пренебрежительное отношение к аниме и манге «для девочек» у западной аудитории, где на гендерные роли смотрят иначе. Для заокеанского зрителя более-менее живо, пожалуй, лишь направление махо-сёдзе, в рамках которого периодически появляются такие экспериментальные вещи, как «Волшебница Мадока Магика» или недавний «Приоритет чуда-яйца».

«Корзинка фруктов» в этом смысле является исключением. Она относится к тем сёдзе, которые общественное мнение (в том числе западное) вынесло из категории guilty pleasure, возвысив до статуса «классики аниме». Это тем более удивительно, что история Такаи содержит все перечисленные выше общие для направления места и не стремится прыгнуть выше головы и сделать из сёдзе нечто более сложное — как, например, было в случае с «Видением Эскафлона».

Тогда что обеспечило «Корзинке» её особое положение?

Если отвечать на этот вопрос коротко, то искренняя вера в лучшее в человеке даже в самых отчаянных обстоятельствах. В «Корзинке» обстоятельства и правда отчаянные: сюжет изобилует безвыходными ситуациями и разномастными трагедиями, которые персонажи переживают не по-японски бурно.

При этом сложности, с которыми они сталкиваются, главным образом не внешние, а внутренние. Герои пытаются преодолеть травматичный опыт общения с родителями и сверстниками, отчуждённость от окружающих, страх то одиночества, то близости. Чувства эти универсальные, потому и сопереживать им так легко.

К тому же, обилие переживаний, не связанных с романтическими отношениями, делает персонажей «Корзинки» более многосторонними, неоднозначными. И вот уже не так просто разобраться, кто тут добряк, кто злодей, кто заслуживает награды, а кто — порицания.

Это сложная мораль, но, что удивительно, не серая: хорошие поступки остаются таковыми, плохие — тоже, но даже самая большая подлость может быть прощена. А значит, реальны и искупление, и перемены к лучшему. В этом и сегодня большая освещающая сила «Корзинки». Как знать, возможно, именно эта сила и необходима жанру, чтобы он снова мог дать миру нечто свежее, впечатляющее, ну или хотя бы просто искреннее.