Сказание о принцессе Кагуя

Капуста – это слишком прозаично. Родиться из цветка, как Дюймовочка, гораздо интереснее. Впрочем, японским волшебным детям подавай ещё больше экзотики: они предпочитают появляться на свет из персиков или бамбука. Именно в бамбуке нашли Кагую тысячу лет назад – сказание о ней возникло аж в X веке.

Десять лет от режиссёра-сценариста-продюсера Исао Такахаты не было ни слуху ни духу. Если же считать за его предыдущую работу не участие в короткометражном сборнике «Зимние дни», а собственную полнометражку «Мои соседи Ямада», то и вовсе четырнадцать. «Сказание о принцессе Кагуе» должно было выйти параллельно с прощальным поклоном другого сооснователя студии Ghibli – лентой «Ветер крепчает» Хаяо Миядзаки. Такой синхронности у Такахаты с Миядзаки не случалось четверть века (со времён «Могилы светлячков» и «Моего соседа Тоторо»)… но в последний момент планы поменялись, и «Сказание» слегка задержалось. Тоже неплохо – благодаря этому обе картины были номинированы на «Оскар». Увы, жадная Киноакадемия не дала золотого болванчика ни одной из них.

Миядзаки щедро вплёл в свою биографическую драму сказочность. Такахата поступил наоборот: его экранизация легенды в первую очередь историческая драма, а уж потом сказка. Да, чудес здесь много: удивительные находки в бамбуковых зарослях, рост ребёнка не по дням, а по часам, смешение снов с реальностью и целый божественный десант. Однако обстановка играет ключевую роль – эдакая энциклопедия жизни периода Хэйан, напоминающая «Записки у изголовья» и «Рассказы среднего государственного советника Цуцуми». В частности, на ум приходит рассказ «Любительница гусениц» о девушке-аристократке Химэгими, которая нарушала обычаи направо и налево: не чернила зубы, не брила брови, не покрывала лицо густым слоем белил, ибо «полагала, что всё неестественное в человеке достойно осуждения». Но самым экстравагантным в ней было то, что пока остальные любовались цветами и бабочками, она рьяно увлекалась изучением гусениц. В наше время девушка, вероятно, стала бы натуралистом и «естественницей» – а в своё была чудачкой и объектом насмешек. Хаяо Миядзаки, вдохновлявшийся Химэгими при создании образа Навсикаи из Долины Ветров, признавался, что в детстве всерьёз переживал за дальнейшую судьбу любительницы гусениц, ведь среди царства условностей и запретов та могла сложиться печально, даже несмотря на богатство, высокий статус и родительскую любовь.

Кагуя не обладала стойкостью, присущей Химэгими. Вдобавок Кагуя знала и любила другую жизнь. Такахата показал героиню волшебной птичкой, попавшей в золотую клетку, параллель очевидна в сцене с вручением подарков. Казалось бы: собственная усадьба в столице, драгоценности, шелка, знатные ухажёры – что ещё нужно для счастья? Но Кагуя призналась своему приёмному отцу: «Счастье, которое вы мне желали, было тяжело вынести».

«Сказание», как и «Ветер», способно вызвать слёзы. Финалы двух фильмов отчасти схожи – недаром полнолуние пришлось на 15 августа, последний день фестиваля усопших Бон. Впрочем, в послевкусии опять-таки вылезают противоположности. Раз Такахата обратился к буддизму, вот подходящий термин из оного – «упадана». Плюс вращающееся колесо сансары присутствует и в сюжете, и в песнях. Равно как и неоднозначный для не-буддистов вопрос: что лучше – земная жизнь с пёстрой палитрой радостей и горестей или однотонная бесстрастная нирвана?

Кстати, с музыкальным сопровождением связан любопытный контраст: когда играет ансамбль божеств (композиция так и называется – Tennin no Ongaku, то бишь «Небесные музыканты»), тело хочет пуститься в весёлый пляс, а душа испытывает парализующую боль из-за того, что под эту музыку творится. Композитор Дзё Хисаиши традиционно на высоте!

Помимо замечательного саудтрека, дарящего радость не менее щедро, чем грусть, в фильме есть семейно-дружеская теплота, весёлый юмор с «домомучительницей» и ехидная сатира с аристократами. Студия Ghibli держит марку – в одной ленте успевает продемонстрировать не краткий комиксный квест, а насыщенный пласт жизни. Воистину сказание.

Легенда тысячелетней давности по сей день отзывается эхом: идеи из неё почерпнули разнообразные жанры – махо-сёдзё («Сейлор Мун»), сёнен («Наруто»), космическая фантастика («Королева тысячелетия»). Причём в каждом преломлении она выглядит иначе. Вот и Исао Такахата пересказал историю на свой лад, убавил одно, добавил другое. Его вариант получился грустно-прощальным – и сказочно красивым.