Последняя дуэль

Ридли Скотт, несмотря на почтенный возраст, хватки не теряет, старческую шизу огибает по касательной, так ещё и пашет за четверых. Дедушке скоро стукнет восемьдесят четыре, а ему хоть бы хны — только в этом году режиссёр выпускает два больших проекта, а на 2022-й наметил эпик о восхождении Наполеона Бонапарта. Видать, за Кубрика гештальт закрывает.

Ну а мы обсуждаем «Последнюю дуэль». Точечную историческую реконструкцию, неожиданно бойкую для своего исполинского хронометража. Пропитанный кровью, потом и семенем рассказ о корысти, гордыне и холодных нравах, что царили во Франции XIV века.

Если в Нормандии по Скотту когда-то и водились благородные мужи в сверкающих латах, теперь их либо перебили на войне, либо казнили за косяки перед монархом. Французское средневековье для британского постановщика — суровая и отталкивающая эпоха, и фильм о ней остужает зрительские ожидания, исключая из быта сквайров и их сюзеренов любые намёки на слащавость. Кодекс чести рыцарей из «Последней дуэли» лишь на треть состоит из благородных жестов и прописных истин по типу «солдат ребёнка не обидит». Ещё как обидит — зарубит мечом, сожжёт дом и перенасилует всех женщин в семье. А по возвращении из военного похода зальёт глотку чем-нибудь крепким и примет посильное участие в парочке другой оргий. Король башляет, сэры, и во славу Франции да от имени Всевышнего даёт добро на праздность и макабр.

«Последняя дуэль» — кино про аутентичность. Про мир, при контакте с которым можно запачкаться. Где умеют ужираться в сопли, гадить и предавать. Серый и жухлый край, воссозданный на натуре в долинах Бургундии, красками не пестрит и одним своим видом вгоняет в сплин. Каменные обелиски графских поместий лениво выглядывают из-за крепостных стен, за которыми кипит жизнь. Галдят гуси, визжат свиньи, точатся мечи, а лорды с державой в одной руке и чашей вина в другой диктуют счетоводам бюджет на зиму. Словно «Трудно быть Богом» Алексея Германа сбросил чёрно-белый фильтр и извлёк из истории дона Руматы всю научную фантастику, оставив лишь навозные ямы и дырявые корыта. Да и их в качестве оброка рано или поздно заберут наперсники поехавшего малолетки при короне. Или церковники изымут по причинам только им одним известным, но несомненно богоугодным.

Ридли Скотт никому барбарысок отсыпать не собирается. Для него персонажи — игрушечные солдатики, которыми он помыкает в голливудской песочнице. По старинке, на свежем воздухе или в павильоне с минимальным привлечением компьютерной графики: заметна рука человека, в своё время отгрохавшего римский Колизей где-то на Мальте (пускай и наполовину), чтобы ключевые сцены «Гладиатора» выглядели солидно на дальних планах. Однако «Последняя дуэль» по части строительства эпохи идёт по пути, далёкому от пеплума или батального раздолья «Царства небесного». Это средневековый детектив, без пары сантиметров триллер: структурно — «Расёмон» Куросавы, с точки зрения фабулы — лермонтовская «Песня о купце Калашникове».

На три главных героя приходится три «истины». И один нелегитимный половой акт, что приводит ко вполне легитимной дуэли — последней из юридически одобренных во Франции. Об истинном исходе этого дела спорят до сих пор, что не мешает Скотту продвигать свою версию. В 1386 году двое рыцарей, некогда закадычных друзей, повздорили из-за женщины. Первый был на даме женат, а второй её телом якобы воспользовался, пока муженёк бил врагов короля в Шотландии. Слово за слово, донос за доносом, и вот вся знать Парижа восседает на королевском суде, где разъярённые мужчины решают бороться за честь своих фамилий не на жизнь, а на смерть.

Кульминационное сражение предваряют три различные интерпретации событий. Правда, режиссёр ставит крест на своих «ненадёжных рассказчиках», прямым текстом объясняя, чья оптика по его задумке была единственно верной. Хотя наступает этот момент нескоро, и ему предшествуют спекуляции, феодальные интриги, ратные дела и яростные попойки в окружении нечистых на руку вельмож. Запутаться в этом сценарном хороводе сложно, ведь Ридли Скотт грамотно увязывает историю на монтажном столе. Неинформативных эпизодов здесь почти нет, а резвые монтажные переходы пресекают любую попытку отвлечь внимание зрителя завораживающим пейзажем или немой сценой, когда очередной дворянин погружается в думы. Обронил пару важных для сюжета реплик — и всё. Резкая склейка и никакой декоративной шелухи в кадре. Дни, недели и даже годы пролистываются на манер слайд-шоу.

Среди историков (и диванных, и дипломированных) непременно найдутся те, кто назовёт увиденное откровенной чушью. И будут правы. Сам Ридли Скотт в одном из интервью оценил достоверность ленты примерно на 75%. Более того, книжный первоисточник, представляющий собой многоступенчатое расследование, зияет недомолвками и белыми пятнами. Шесть сотен лет прошло как-никак — не все стенограммы сохранились, далеко не каждую летопись удалось уберечь от государевой ретуши.

Оттого и жалко, что постановщик наградил «Последнюю дуэль» одной единственной «правдой» вместо того, чтобы оставить зрителям пространство для споров. Некоторые спецы, например, до сих пор считают, что показанное в фильме изнасилование — ловкий ход конём, заранее подстроенный пострадавшей стороной, дабы втихую провернуть манипуляции с левыми земельными участками. Фильм же, наоборот, лишает нас сладкого неведения и тыканья пальцем в небо.

Ради чего? Ради внедрения в сценарную ткань красной ниточки «новой этики». Будто бы мы и не знали, что у женщин в средние века прав было меньше, чем у козьего сыра, а законы относили сексуальное насилие к категории имущественных преступлений — определяли как посягательство на матсобственность другого мужчины. В «Последней дуэли» подобные тезисы подчёркивают жирной линией.

Хотя, чего это мы нагнетаем? Нынешняя злоба дня вписана в сюжет аккуратно и к месту. «Осквернённая сильная женщина» по ту сторону экрана не воспринимается как пункт, присутствующий в картине для галочки. Да и стоит ли вообще поднимать бучу на почве SJW, когда в кадре нет ни одного чернокожего или азиатского актёра? Это ж феодальная Франция XIV века, а не Ваканда. Если подагра — это болезнь королей, то инклюзивный райдер — явно не «болячка» Ридли Скотта.

Кинуть пару ласковых о вынесенной на постеры последней дуэли тоже нужно, и опишем мы её всего в трёх словах: это было жёстко. Гран-финал снят неприлично хорошо и определённо стоит того, чтобы зритель два с половиной часа продирался к нему через потные дворянские тёрки и кучу имён собственных на французском языке. Как говорится, хороший детектив — это история не про «кто убил», а про «почему убил». Ридли Скотт к этому самому «почему» подходит с рвением заводчанина, что зависает в клубе военных реконструкторов после тяжёлой рабочей смены — с самоотверженностью, близкой к мазохизму.