Демон Масато остался верен себе.
Он всё тот же напыщенный шаблонный злодей, проговаривающий свои коварные планы вслух (и огребающий за это). И по-прежнему предпочитает делать пакости чужими руками – но если в прошлый раз его марионеткой выступил второстепенный недопризрак, то на сей раз под дудку Масато заплясал опытный экзорцист Цубаса.
– Нечистый камень силы… сейчас он может наложить проклятие на кого-нибудь, если захочешь. (Масато)
Любовь – та ещё алхимия. Она может быть и силой, и слабостью, и добром, и злом. И порой трансформирует людей до неузнаваемости… ладно, отставить словоблудие. Цубаса не изменился – он до сих пор ревнивый, но славный парень. Авторы сделали акцент на том, что его проклятья в адрес Ринне – результат воздействия магических артефактов (осквернённого камня силы и демонической книги-«бумеранга»). Посему драмы с презирающей Цубасу Сакурой и мстящим ему Ринне не случилось. Всё вернулось на круги своя до такой степени, что даже закольцевались сцены из начала и финала эпизода, а именно совместные посиделки в кафе.
– Рокудо, это должно защитить тебя! (Цубаса)
Перейдём к более непредсказуемым вещам. Нам показали, что консервированные персики могут быть романтическим подарком, а тофу – карой небесной, продемонстрировали маму Сакуры… однако чемпионами по внезапности следует признать духов священного камня – они такие забавно-нелепые, что это даже вин.
Другой приятный сюрприз: сражающийся против Ринне незнакомец (вероятно, его зовут Каин) из опенинга появится уже в следующем эпизоде! Плюс тогда же вернётся Агеха, хм.
– Поздравляю, Джумонджи. (Ринне)
«Пустое „вы“ сердечным „ты“
Она, обмолвясь, заменила
И все счастливые мечты
В душе влюблённой возбудила…»
Вдобавок к романтике хочется поговорить о местоимениях. Японских. В которых есть огромная разница не только между «ты» и «вы», но и между разными видами «ты». Показателен разговор Масато с Цубасой: первый обращался ко второму на «кими» (снисходительное «ты», используемое вышестоящим по отношению к нижестоящему или, например, мужчиной по отношению к девушке либо ребёнку), а второй к первому – на «кисама» (крайне грубое «ты», подразумевающее, что говорящий ставит адресата гораздо ниже себя, и переводимое обычно как «ублюдок»; забавно, но в стародавние времена смысл был, напротив, уважительным). «Кисама» – это такое специальное брутальное «ты», используемое для оскорблений и перебранок. В ответ обычно прилетает «анта», «тэмэ», «омаэ» (кстати, в нынешнем эпизоде Ринне обращался к Масато как раз на «омаэ»), «онорэ» (а Цубаса к Ринне – на «онорэ»). Однако местный демон шибко культурный для подобного – он и о себе говорит мужское вежливое «боку», а не мужское-премужское «орэ», как некоторые.
– Человек, проклинающий других, ужасен. (Сакура)
…нет, мы не забыли о Сакуре. Просто она ловко уклоняется от местоимений и зовёт окружающих в формате «имя + суффикс» или «фамилия + суффикс» («Цубаса-кун», «Рокумон-тян», «Рокудо-кун»), ну а для себя использует совсем нейтральное «ваташи». Любопытно и то, что в отношении Сакуры Ринне избегает и местоимений, и суффиксов, обращаясь по имени-фамилии (точнее, по японским традициям, наоборот – она для него «Мамия Сакура»).
Словарное занудство подзатянулось? Ну, звиняйте. Про сложные любовные отношения Ринне, Сакуры, Цубасы и Агехи мы рассуждать притомились – ведь авторы пихают их почти в каждый эпизод. Лучше уж про местоимения.
Авторизируйтесь, чтобы оставлять комментарии: