Солнцестояние

Искусствовед Борис Гройс в своей статье «Поиск русской национальной идентичности» писал: «Термин „Запад“ обозначает установку на универсальную, общеобязательную, рациональную истину по ту сторону любых различий в жизненной и культурной практике. Термин „Россия“ указывает на невозможность такой истины и на необходимость поэтому искать решения не на уровне мышления, а на уровне самой жизни». Как ни удивительно, после просмотра «Солнцестояния» Ари Астера возникает мысль, что в этой цитате можно запросто заменить слово «Россия» на «Европа» (или, если позволите, «Швеция») — и особо ничего не изменится. Рядовой житель Нью-Йорка, воспитанный на идеях об «американской мечте» и упорядоченном восприятии всего сущего, всю жизнь опасается восточного полушария. Ведь это настолько далёкая, забугорная реальность, что на неё принято списывать все подсознательные страхи капиталистического мира, взять хотя бы сумасшедшее количество слухов о русской мафии.

Вот и Швеция: на туристических открытках это страна «Икеи», «Аббы», хоккея и, конечно, викингов. А где викинги, там и руны, Вальхалла, Иггдрасиль, про которые, как правило, вспоминают разве что в контексте фэнтезийных компьютерных игр. Даже Тора запихнули в костюм американского супергероя. «Солнцестояние» строится на том, что группа воспитанных на западных ценностях студентов («Да ты знаешь, какие в Швеции тёлки?») оказывается в языческой коммуне, где привычные рациональные законы не работают. «Тёлку» тут невозможно просто взять и бросить, мёртвое дерево вызывает священный трепет, а человеческая жизнь не продлевается без надобности. Попав в незнакомый и отличный от привычного им по темпу жизни мир, персонажи «Евротура» начинают допускать ошибки, за которые поплатятся в духе «Хостела» (или даже, скорее, «Плетёного человека»).

Наибольшей ошибкой, конечно же, было в принципе приезжать в шведскую глухомань, рассчитывая на весёлый и непринуждённый отдых. Выстраиваемая Астером социальная среда деревеньки в провинции Хельсингланд — воплощение всех тех вещей, которые среднестатистический американец считает дикими и давно отжившими своё. Центральный мотив фильма — страдания главной героини Дани, недавно потерявшей семью, в которой она родилась, и переживающей кризис семьи, зарождающейся с её молодым человеком Кристианом. Депривация и отчуждение вынуждают её искать единомышленников. Таковыми постепенно становятся не любимый с его друзьями-хамами, склонными разве что к употреблению запрещённых веществ и промискуитету, а именно шведская «большая семья», связанная архаичными для молодых раздолбаев непреклонными семейными ценностями. Наверняка Дани попала сюда не случайно — это и составляет детективный костяк фильма. Но триллерная и хоррорная часть в «Солнцестоянии» отнюдь не ключевая. Хотя, как и положено, человеческие кишки, где надо, развешивают с упорством мясника (порой в буквальном смысле).

Важнее, что Астер показывает уязвимость человека перед злом, когда тот находится в пограничном состоянии духа, и обнажает опасность пренебрежения здоровыми человеческими связями. Его предыдущий фильм «Реинкарнация» был, помимо первоклассного хоррора, ещё и драмой о распаде семейных уз как следствии злого рока, постигшего героев. «Ужасная» часть фильма выделяла конфликт, делала его ярче и выразительнее. «Солнцестояние» режиссёр хотел сделать ещё до своего дебюта, и этот сюжет пришёл ему в голову как раз после расставания с девушкой и нарушения привычных коммуникаций в попытках обрести душевное равновесие. Для героини фильма одержимость желанием найти точку опоры (после отказа от попыток удержаться на уже имеющейся) становится роковым решением, которое приводит к жуткой развязке, что ждёт зрителя в конце. Здесь никакого неумолимого рока нет и в помине — большинство героев могли бы избежать своей печальной участи, если бы изначально внимательнее относились друг к другу.

«Солнцестояние» может оказаться очень близким по духу русскому человеку. И не только потому что община, в которой проживают герои, исповедует ценности одной из главных русских скреп — семьи (пускай и местами вывернутой наизнанку). Сами костюмы, которые носят жители, стилистика настенных рисунков, даже гранёные стаканы, в которые черпачком наливают загадочный чай, «избавляющий от внешних покровов», — всё это отсылает к славянскому быту, который на нашу землю принёс Рюрик в период призвания варягов. Вся эта скандинавская архаика настолько будоражит воображение буйного Астера, что он залихватски клепает свой собственный мирок «с блэкджеком и мёдом» (медведь в сюжете тоже присутствует, хотя его участь и незавидна). Мир диких скандинавов оказывается жуткой, извращённой противоположностью того, что исповедует среднестатистический американец, — но дико привлекательной для потерянной Дани, которая ничего не понимает сама и которую сложно не понять зрителю. И там, где русского человека в фильме даже может пробить на смех, западного зрителя распирает хтонический ужас. Ведь мир, в котором мужчина совокупляется с женщиной по договору со старейшиной деревни в соответствии с расположением солнца, так далёк от привычного пикапа за барной стойкой.