Заложник

Виртуальная камера пролетает над черно-белым отсканированным пригородом Лос-Анджелеса, исписанным открывающими титрами, и останавливается на раскаленной от солнца крыше, где лежит бомжеватого вида мужик с окладистой седой бородой. Мужик оказывается Брюсом Уиллисом в роли сотрудника спецназа, уговаривающего всяких психов и фанатиков не вышибать мозги своим жертвам. Поверить в то, что этот человек — знаменитость и один из лучших полицейских переговорщиков, трудно, потому что у Уиллиса непривычно изможденный вид, какая-то обреченность в глазах, и его просто по-человечески жаль.

Вообще, эта печаль во взгляде становится у Уиллиса с годами все пронзительнее и пронзительнее по мере того, как увеличивается лысина и каменеют черты лица. Некоторые даже полагают, что старина Брюс скис и уже ни на что не способен. Напротив, господа: за это выражение ему можно простить все, а способен он по-прежнему на многое. Даже на то, чтобы развенчать свой образ вечного спасителя.

В «Заложнике» его герой отчаянно и тщетно пытается стряхнуть с себя это бремя. Там, на крыше, что-то пойдет не так, погибнут люди, он уедет в глухомань, сбреет бороду и станет шерифом, но и тут неприятности его найдут, и снова придется кого-то спасать. Очевидная идея − это он и является заложником совести, долга, обстоятельств − лежит на поверхности. Но есть еще нечто такое, что добавляет истории драматизма и делает этот фильм не просто очередным боевиком. Так уж вышло, что самым настоящим заложником здесь становится сам Брюс Уиллис.

Уиллис вольно или невольно угодил в лапы к режиссеру Флорану Сири. Француз Сири, снявший до этого всего один мощный хит − клаустрофобический боевик «Осиное гнездо», — уже успел прослыть (заслуженно) пироманьяком и знатоком осадной техники и «поэзии пуль». И вот «Заложник» — его голливудский дебют.

Но Голливуд − жесткая система, там принято, чтобы у фильма был какой-никакой сценарий, тем более, если снимается Брюс Уиллис. Нанимают писателей, и те начинают чего-то строчить, крутить сюжет, придумывать какую-то мафию, детей, отморозков, непутевых полицейских, секретные DVD-диски и прочие, как говорится, штампы.

Не на того напали: им невдомек, что Сири сценарий нужен лишь для того, чтобы свести вместе всех стрелков, а уж дальше главными героями становятся стволы. По существу, ему даже Уиллис без надобности. Со зловещей методичностью Сири расставляет фигурки участников действа и при первой же возможности принимается за свое − выпускает черных человечков в шлемах, бьет стекла, поджигает абсолютно все что можно, стреляет на поражение. Смотрится все это, кстати, до изумления красиво — оператор Джованни Кольтелаччи умудрился создать мрачный, напряженный и даже в чем-то мистический визуальный ряд.

Бедняга Брюс выглядит на таком фоне совершенно потерянным. Он мечется по дурацкому, откровенно халтурному сценарию среди схематичных, роботизированных персонажей, все валится у него из рук. А Сири — знай себе подбавляет жару.

Уиллис, как и его герой шериф Тэлли, похоже, не в силах ни понять устройство механизма, внутри которого очутился, ни уж тем более совладать с ним. Странным образом это обстоятельство идет на пользу всей картине. Бессилие Тэлли, подпитываемое отчужденностью Уиллиса, добавляет его образу трагизма, и упомянутый усталый взгляд здесь явственно читается как надлом.

Поэтому в финале, когда шериф Тэлли заплачет и виртуальная камера скользнет за черно-белые отсканированные горы, не стыдно будет шмыгнуть носом с ним за компанию.