Призраки „Элоиз“

Когда-то всё немногочисленное население города Р’льех верило, что ужасы должны пугать людей до такой степени, чтобы только блаженное беспамятство могло спасти узревших от погружения в тёмные пучины безумия. Большая часть современных фильмов ужасов лишь частично верна заветам Ктулхича, вызывая у зрителя желание поскорее впасть в забытьё не умелым нагнетанием страха и нервным возбуждением от игр с опасностью, а самим бессмысленным фактом своего существования. Роберт Легато, имеющий в активе два «Оскара» (за визуальные эффекты к «Титанику» и «Хранителю времени»), своим полнометражным режиссёрским дебютом «Призраки „Элоиз“» печальную для жанра тенденцию не разрушил, лишний раз продемонстрировав те проблемы, которые оный заживо хоронят.

В подобных незатейливых поделках перед зрителем даже не встают вопросы «Зачем?» или «Что с ними будет?», во вспышках полуночных молний мерцает одно — «Куда в этот раз?» Хижина в лесу, катакомбы, лечебница для душевнобольных, заброшенное поместье, дом с неприветливыми каннибалами на юге Техаса, комната с одержимой девушкой? И да, ожидания не обмануты, незадачливую четвёрку главных героев сюжет забрасывает в сгоревшую психбольницу, где злобный главврач и его мерзкие подручные когда-то изощрённо пытали больных. И да, где-то в этих застенках сценаристы спрятали завещание, которое принесёт персонажу Чейса Кроуфорда (после «Сплетницы» выбирающего совсем не те проекты) несколько миллионов долларов, а остальным ничего, они просто кушать хотят. И да, их заманивает в эту лечебницу сверхъестественное зло — «Дом ночных призраков» 1999 года вращается вокруг своей оси с такой скоростью, словно его лечат электрошоком.

Странности в режиссёрской работе вскрываются уже на старте, когда Легато в первые же несколько минут умудряется впихнуть сперва сцену из прошлого, затем из будущего, лишь после этого переходя к сюжетному настоящему. Три компонента в столь тесной временной спайке работать просто неспособны; человек, сотрудничавший с Мартином Скорсезе и Джеймсом Кэмероном, должен понимать, сколь сильно подобные вещи рушат эстетическое восприятие ленты. По сути, в фильме есть всего одна сцена, очевидно идущая в плюс создателям, — сюрреалистическая ретро-вечеринка сумасшедших под дребезжащий свинг, чем-то напоминающая весёлую дискотеку из «Бронсона» Николаса Виндинга Рефна. К слову, отсылки преследуют зрителя постоянно: отражение в зеркале, пытающееся взрезать себе горло опасной бритвой; маленькая и очень пугающая девочка в красном платье; танцующие сумасшедшие пациенты; пытки от главврача-садиста.

А главный бич фильма — совершенная сценарная беспомощность, ответственность за которую целиком ложится на Кристофера Боррелли, писавшего истории для недавних ужасных «Ватиканских записей» и для неплохого «Шёпота». До определённого этапа полное отсутствие каких-то интересных сюжетных решений даже забавляет, непроизвольно включая извращённый спортивный интерес: неужели создатели смогут снять нечто, целиком выстроенное на клише, без единого пугающего момента? А когда уверенность в этом достигает своего максимума, Боррелли отыскивает пункт 39 из книги «Я — сценарист, прямо здесь и сейчас у меня закончились идеи, но я всё ещё хочу кушать» за авторством Скипа Вудса и совершает страшное преступление против человечности и свежих идей — вводит путешествия во времени. Большим признанием своей творческой слабости могла быть только внезапно возникшая беременность героини Элизы Душку или взявшиеся из ниоткуда родственные связи одного из героев с главным психопатом. Ох, подождите, два из трёх, хорошая попытка, мистер Боррелли. И в этот момент кино из обычного постного ужастика превращается в нечто ужасное, претендующее на мелодраматичность и твисты «чтобы не хуже, чем у Шьямалана».