Маленькое красное платье

До «Маленького красного платья» ни один фильм британского визионера Питера Стриклэнда не был приобретён для проката в России, что в целом не удивительно: мягко говоря, очень специфический продукт для нашей страны. В Великобритании на периферии традиционного кинематографа вроде классических лент Дэнни Бойла и интеллигентных комедий со Стивеном Фраем сформировалось необычное ответвление, которое можно по аналогии с новой британской волной 60-х — 70-х годов XX века назвать «кинематографом злых людей» (вместо «рассерженных»). Это такие очень язвительные и при этом необычайно тонкие ребята вроде Бена Уитли и нашего героя Стриклэнда, которые делают кино, часто не укладывающееся в рамки традиционных драматургии, режиссуры и прочих эфемерных вещей. У них всё другое — и «Маленькое красное платье» видится вершиной «британского странного кино» (опять-таки, по аналогии с «греческой странной волной»).

Построенный на совершенно несочетаемых друг с другом материях, «В ткани» (более верный перевод оригинального названия In Fabric) рассказывает историю загадочного наряда, которым желают обладать все, но который непременно убивает любого, кто им завладеет. Можете считать это спойлером, но применительно к данному фильму, да и вообще фильмам Стриклэнда традиционные понятия сюжета и фабулы примеряются, как подковы к свинье. Творчество британского сумасшедшего гения вообще плохо поддаётся декодированию, даже в плане последовательности его творений: за этнохоррором «Каталин Варга» вышла эпитафия жанру джалло «Студия звукозаписи „Барбериан“», а перед «Маленьким красным платьем» Стриклэнд поставил лесбийскую БДСМ-драму «Герцог Бургундии». Откуда он вытаскивает эти жанры и сюжеты — угадать может разве что маленький цех «Битвы экстрасенсов».

Фильмы Стриклэнда построены на том, что Андрей Плахов назвал «новой вещностью»: у него совершенно удивительное, какое-то нечеловеческое ощущение природы каждого предмета на экране. На наших глазах невзрачное красное платьишко превращается не просто в главного персонажа фильма, а в какую-то внеземную, инопланетную сущность. И не в том плане, что у него отрастают щупальца или оно начинает светиться изумрудами, — оно реально оживает на наших глазах и становится почти осязаемым, не хватает разве что эффекта 3D для полноты ощущений. Описать, как этого достигает режиссёр, можно лишь в рамках большой киноведческой статьи — тут работает всё: ракурсы, окружающее пространство, цветокоррекция.

Но пожалуй, подвергнувшись рационализации, фильм потеряет всякую привлекательность. Он тем и хорош, что в рамках двух сюжетов, связанных предметом, вынесенным в название, создаёт какую-то особенную, похожую на нашу, но на деле совершенно иную вселенную, населённую абсурдными, сюрреалистичными, фантастическими персонажами. Однако жанр рецензии требует анализа, верно? Попробуем объяснить, что же так (или не так, как вам больше нравится) с этим странным фильмом, похожим на сновидение.

Первый сюжет — темнокожая немолодая женщина Шейла покупает платье перед свиданием вслепую с ухажёром из интернета. Она одинока, отягощена тупоголовым сыном-художником, рисующим члены и вагины, который ещё и притащил в дом белую (ауч) девушку шалав… шаловливого вида, чтобы показательно совокупляться с ней за закрытыми дверями назло деспотичной матери. Покупка вызывающего, вульгарного предмета одежды, контрастирующего с благородной натурой немолодой интеллигентки, становится неким протестом против общества, что пытается навязать ей свои правила, — так думает про себя Шейла. «Ха-ха-ха!» — говорит ей на это Стриклэнд.

Нет, конечно, не становится. Нелепый вычурный бунт навязан женщине извне, в том числе из психоделической рекламы, которую она смотрит по телевизору: злосчастное платье её зазывает купить инфернальный магазин неподалёку, куда ежедневно стекаются толпы покупателей (при том что в реальности он большую часть времени стоит полупустым). Там демонического вида продавцы-консультанты приседают на уши несчастной Шейле, развешивая сладкими речами маркетинговую лапшу, формулировки которой звучат так, словно их писал Говард Шульц, увлёкшийся чтением «Книги закона» Алистера Кроули. И конечно, вирус потребления поражает и отравляет жизнь героини и её окружения — сами увидите, каким образом (потому что вот этот как раз будет жёсткий спойлер).

Второй сюжет номинально продолжает тему одиночества Шейлы, выводя на сцену Реджи — немного нелепого специалиста по ремонту стиральных машин, который по стечению обстоятельств вынужден примерить это же платье. Жаль, именно во второй половине гротесковое многообразие фильма с его чисто английским юмором вроде жутковатых работодателей, подсчитывающих время, проведённое работниками в туалете, становится несколько избыточным. Может, виной тому эта граница между двумя новеллами, но целостность теряется — «Платье» рвётся на две части. На первой истории можно было бы поставить точку — кино вышло бы вполне завершённым. Зато у фильма отличный финал — такой же непредсказуемый, такой же сумасшедший и такой же прекрасный, как первая половина. Можно даже сказать, что мы становимся свидетелями конструирования «вселенной Питера Стриклэнда», в которой, на манер фильма «Паранормальное» Аарона Мурхеда и Джастина Бенсона, легко связать сюжеты и героев предыдущих фильмов воедино.

Но лучшая часть фильма — разумеется, бутик, в котором платье ждёт своего нового хозяина (или свою новую жертву). Это такое средоточие стиля Стриклэнда — несколько абстрактное, похожее на театральную декорацию пространство, логика которого не поддаётся объяснению с точки зрения обывателя. Помимо заупокойно прекрасных продавщиц, похожих на невест Дракулы, в наличии и сам Дракула — директор магазина, фанат своего дела и любитель передёрнуть на собственные манекены, некоторые из которых неслучайно имеют кое-что общее с реальными людьми (снова риск спойлеров — смотрите и удивляйтесь сами). Директор выглядит как граф Орлок из «Носферату: Симфонии ужаса» Фридриха Вильгельма Мурнау, а сам магазин навевает мысли о стилистике немецкого экспрессионизма, «Кабинета доктора Калигари» в первую очередь. Мы уже говорили, что Стриклэнд — фетишист; кино тоже может быть фетишем, как и одежда, не так ли?

Вот и в этот фильм можно буквально обернуться, как «в ткань» (следуя названию). Конечно, платье можно трактовать как символ общества потребления — безвкусное, лишённое индивидуальности, навязываемое странными людьми с извращённым вкусом (просто посмотрите). Можно как символ одиночества человека — которое убивает похлеще, чем курение и СПИД времён сексуальной революции. Можно просто как сверхъестественную хрень, у которой своя логика относительно истребления неугодных ей тварей божьих (не только человеческих особей). Но это всё от маркетологов, типа тех, что продают Шейле и Реджи злосчастный кусок ткани. Ведь настоящее кино не нуждается в объяснении — оно ощущается, чувствуется, смотрится. А слова оставьте книгам и Вуди Аллену.