До свидания там, наверху

После Первой мировой расцвела искристая «эпоха джаза», призванная заслонить болезненные воспоминания. Средневековье с его многолетними войнами, чумой и прочими выкашивателями населения было не слаще начала XX века, но в нём большое внимание уделялось макабру — «пляске смерти», которая, в отличие от джазовых вечеринок, мрачно или с горьким юмором напоминала о конечности жизни. Основное действие «До свидания там, наверху» происходит в конце 1910-х годов, и там даже есть джаз — но тяготеет фильм всё-таки к макабру.

Трое ключевых персонажей (два протагониста и антагонист) — живые трупы, причём каждый в своём смысле. И каждый причастен к «смерти» другого. Роднит их и намерение заработать на покойниках или памяти о них. Однако есть принципиальная разница: Анри д'Олнэ-Прадель из аристократичного, но разорившегося рода готов своими руками превращать живых людей в мёртвых ради статуса и денег; Эдуар Перикур из не знатной, но очень богатой семьи — творческая натура, он затевает свою аферу ради эйфории и провокации. И чтобы хоть как-то ожить. Ну а скромный бывший бухгалтер Альбер Майяр — сообщник поневоле, сплавом вины и благодарности прикованный к человеку, который неожиданно для самого себя обменял свою жизнь на его.

Вроде в таких условиях не до смеха. На удивление, фильм умудряется-таки рассмешить — и не раз. Причём не одними лишь чёрным юмором и абсурдом, но и классическими комедийными ситуациями вроде пряток в незнакомом помещении от того, кто вот-вот туда войдёт. Это явно заслуга Альбера Дюпонтеля, помимо лицедейства взвалившего на себя режиссуру и написание сценария. Роман-первоисточник за авторством Пьера Лемерта поднимает тему художника, живущего не прагматизмом, а эмоциями, тему различий отцов и детей: отец Эдуара мсье Перикур — этакий Тайвин Ланнистер, золотой лев, сын которого получился не молодым львом (если уж не финансовым, то хотя бы светским), несмотря на соответствующую маску, а диковинной птицей цвета ультрамарин. Это могло быть близко Дюпонтелю, который родился в семье медиков и пытался пойти по родительским стопам, но творческо-шалопайская натура (проявлявшаяся с самого детства — его даже исключили из детского сада) помешала: он ушёл с медицинского факультета, поступил в Школу драматического искусства и начал карьеру комика. Немудрено, что он сделал историю менее гнетущей, более динамичной и тёплой.

Дюпонтель существенно перекроил роман — но не выбелил. Основные ужасы на месте. Шок-контента нет — по крайней мере, физиологического. Зато есть психологический. Мёртвые солдаты оказываются любимее и выгоднее, чем живые ветераны. Некоторые вернувшиеся с войны не нужны не только государству, но и самим себе. Даже если тело цело (а такая удача выпадает отнюдь не каждому), гнетут нищета и ПТСР. А тем временем уже отмучившихся выкапывают и в прямом смысле ломают.

Зло здесь не абстрактно, а имеет вполне конкретную физиономию Анри. Для пущей инфернальности Дюпонтель лишил его более-менее человечной мотивации: книжный Анри готов был ходить по головам и гробам ради восстановления родового гнезда, а киношный просто хочет денег. Принцип «человек человеку волк» слишком благороден для него, больше подходит «человек человеку петух». Разумеется, не петушок-герой, символ Франции, а деспот курятника, старающийся забраться повыше, клюнуть ближнего, нагадить на нижнего.

С макабром вроде всё ясно. А что насчёт маскарада? Многие здешние герои носят маски — кто-то метафорически, кто-то буквально. Так, у Альбера лошадиная маска — не в честь туманности Конская голова или анонимности, а в честь гниющего и спасительного конского трупа. А у Эдуара вообще целый набор, Призрак оперы и V обзавидовались бы. Кстати, у этих троих есть кое-что общее помимо сокрытия лица; увы, Эдуар больше похож на театрального эгоиста, чем на революционера.

Для зануд, подмечающих, что и протагонисты здесь не шибко положительные, имеется свой герой — занудный чиновник с волшебной фамилией. Вот уж кому настолько плевать на внешние условности, что он не обзавёлся не то что маской — даже новым костюмом.

Тема войн и памяти о них с годами не теряет взрывоопасности. Например, стоит известному дизайнеру раскритиковать помпезность и деньгоотмывательность военных монументов — здравствуй, скандал. «До свидания там, наверху» проезжается по этой же теме: при создании эскизов памятников выводится формула «банально плюс гадко плюс дорого равно успех». Но он насмешничает не над памятью и уважением, а лишь над слащавой громоздкостью, в которой «нет и капли правды». Фильм и книга-первоисточник сами являются памятником: их название — строка из последнего письма Жана Бланшара, которое он перед расстрелом написал жене. Расстреляли его не враги, а товарищи: Бланшар и пятеро его сослуживцев известны как «мученики из Венгре». Французская армия во времена Первой мировой, борясь с упадническими настроениями, дезертирством и самоповреждениями, вынесла своим воинам 2400 смертных приговоров, 600 из которых привела в исполнение (остальные заменив на каторгу). Причём это минимум, без учёта спешных казней прямо на поле боя. Зачастую у уполномоченных не было ни времени, ни желания разбираться — «мучеников из Венгре» показательно расстреляли за то, что они сбежали от захвативших их в плен в их же траншее немцев: мол, оставили пост в присутствии врага. Некоторых несправедливо казнённых впоследствии реабилитировали — спустя годы, а то и десятилетия. Всё это время их осиротевшие семьи не просто не получали пособий, но и терпели угрозы и нападения — ведь раз был расстрел, значит, имелась причина, логично? Увы, война и логика плохо сочетаются. Сидящий с тобой в одном окопе может быть опаснее, чем сидящие во вражеском. Впрочем, книжный Эдуар даже на Анри не злился, потому что не было бы войны — не было бы таких Анри.

Войны и антивоенные романы чередуются: в 1918-м окончилась Первая мировая, в 1929-м вышли «На Западном фронте без перемен» Ремарка и «Прощай, оружие!» Хэмингуэя; в 1945-м окончилась Вторая мировая, в 1961-м вышла «Уловка-22» Хеллера, в 1969-м подоспела «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» Воннегута. «До свидания там, наверху» Леметра был опубликован совсем недавно — в 2013 году. Экранизация не заставила себя долго ждать, причём это далеко не единственное антивоенное произведение последних лет. Они не только отдают дань памяти прошлому, но и многое говорят о настоящем.