Концерт начинается с настройки оркестра по ноте «ля», которую даёт гобой — очень сложный инструмент, сделанный из африканского чёрного дерева. «Довод» начинается с экшена. И единожды войдя в эту колею, практически с неё не сходит: он как книги братьев Стругацких, изложенные в стиле «Матрицы: Перезагрузки». Тут есть и своя контрамоция, и свои приветы из ужасного будущего, и своя сцена с погоней и перетягиванием макгаффина на автодороге — тоже заковыристая и затянутая.
Ещё «Довод» начинается с захвата террористами концертного зала (украинской оперы). Это может напомнить события на Дубровке — а может и не напомнить. Важнее не аллюзии, а затравка-проверка: если открывающая сцена вас зацепит, то, вероятно, и весь остальной фильм придётся по вкусу. А если уже на ней в глазах зарябит и в ушах зашумит, то есть риск получить вывих мозга похлеще, чем от «Начала» и «Интерстеллара». Ведь «Довод» запутаннее их обоих вместе взятых.
Порой в пылу перестрелок, взрывов и прочих спецэффектов даже сложновато различить, где «хорошие», а где «плохие». На самом деле, всё просто: у кого терроризм с жертвами — те «плохие», а у кого терроризм без жертв — те «хорошие».
Собственно, протагонист очень не любит убивать, пусть и профессионально умеет это делать. Зато любит спасать женщин и детей. Этакий герой без страха и упрёка; хотя честнее будет сказать, что он герой без имени и харизмы. Да-да, он известен просто как Протагонист — причём сам себя так называет.
Раз есть протагонист, должен быть и антагонист. И он, что характерно, имеется — русский олигарх Андрей Сатор, торгующий оружием и плутонием, стравливающий державы между собой, калечащий и убивающий людей, абьюзящий свою жену. Короче, злодейское бинго собрано, на персонажа изведено три ведра чёрной-пречёрной краски, Танос лопается от зависти.
Самое интересное в Андрее — его фамилия. Она взята из древнеримского палиндрома-квадрата «SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS», в котором два слова «TENET» образуют ровный крест. Повеяло христианством, не правда ли? Немудрено, что впоследствии эту абракадабру использовали как оберег. Чтобы ещё толще намекнуть на свой источник вдохновения, Нолан отправил персонажей не только в оперу, но и в Италию — ведь самые ранние записи этого палиндрома были обнаружены именно там, на руинах Помпей. Впрочем, съёмки велись ещё много где: в Индии, Эстонии, Дании, Норвегии, Великобритании, США. Фильм совершает большое путешествие, и зрители вместе с ним.
Остальные персонажи, как и Андрей, тоже в первую очередь функции, а потом уж личности. Например, Майкл Кейн опять играет мудрого советчика, а учёная в исполнении Клеманс Поэзи вдалбливает в голову Протагонисту (и зрителям заодно) ключевое правило: «Не пытайся понять. Почувствуй». Могла бы сразу прибавить: «Всё ещё непонятно? Пересмотри». Но тут-то и возникает закавыка: пересматривать «Начало» и «Интерстеллар» хочется, а «Довод» — пока нет. Он фильм-концепция, старающийся быть одновременно умным и динамичным, но в нём затянуты и наукообразность, и даже скорость (два с половиной часа хронометража с регулярным экшеном — шутка ли!).
Повторы здесь на многих уровнях: в «Интерстелларе» персонаж Кейна любил цитировать стихотворение Дилана Томаса «Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы…», а в «Доводе» используются пароль «Мы живём в сумеречном мире» и отзыв «На закате нет друзей»; тема сумерек вдобавок подхватывается параллелью заката солнца и заката жизни. А персонажем Роберта Паттинсона — не подхватывается: Паттинсон здесь сияет безо всяких блёсток и наглядно показывает, что не зря столько лет оттачивал мастерство в артхаусе. Заодно ему щедро отсыпали загадочности. В результате персонаж-напарник получается чуть ли не ярче, чем главный герой.
Параллели есть и между персонажами — но это скорее не повторы, а отражения. Наиболее показательны Андрей и Нил, настолько противоположные, что даже схожие. А ещё они слегка смахивают на некоего К. Нолана — недаром бытует мнение, что творец так или иначе отражается в своих творениях. Мастерство, гуманизм, гигантомания, увлечённость физикой, одержимость идеей — это можно сказать и про них (не всегда про обоих), и про него. До съёмок перфекционист Нолан полировал свою идею шесть лет (а придумывал — вообще двадцать) и опять вовсю советовался с Кипом Торном — научным консультантом «Интерстеллара»; на съёмках делал «по-настоящему», без зелёного экрана, даже взаправдашний самолёт раздолбал — чтобы идеально показать, как конфликты в настоящем могут породить конфликты в будущем или с будущим. А теперь Нолан старается максимально эффектно и широко продемонстрировать плоды своих трудов — то есть зазвать зрителей всего мира в кинотеатры; более того, хотел концептуально приурочить премьеру «Довода» к десятилетнему юбилею со дня выхода «Начала», выпустив новинку в середине лета. И посреди пандемии. То есть ради урока о будущем всего человечества рискнуть будущим каждого отдельно взятого зрителя. Такой вот парадокс.
Кстати, о «Начале». Давно гуляет теория, что события «Начала» и «Довода» разворачиваются в одной вселенной. Почему бы и нет? Они как две параллельные прямые, которые при неординарных обстоятельствах могли бы пересечься.
Впрочем, сколько можно сравнивать Нолана с Ноланом? Разнообразия ради сравним его с Дени Вильнёвом и Тедом Чаном, а конкретно — с фильмом «Прибытие», который тоже знал толк в манипуляциях со временем. Роднят две киноленты и антивоенный посыл, и смирение героев, в «Доводе» выражаемое рефреном «что произошло, то произошло». Но «Прибытие» было плавным и «женским», а «Довод» — резкий и «мужской». Это не про сексизм, а про пол главных героев и про их методы, пусть даже такое разделение грешит гендерными стереотипами. Так-то в «Доводе» полно сильных женщин — и в спецназе, и в преступном мире, и где только не. Другое дело, что одна героиня «Прибытия» выписана тоньше и достовернее, чем толпа героинь «Довода».
Если копнуть поглубже, можно раскопать точки пересечения со «Шпион, выйди вон!» и даже «Касабланкой». От первого — атмосфера «холодной войны», щепотка британского снобизма и схожий сюжетный ход: герой терпит пытки ради того, чтобы дать товарищам уйти. От второй — культовая цитата про дружбу, пусть и переиначенная. Точнее, инвертированная: начало стало концом. Но важнее, чтобы сам «Довод» не стал началом конца.
Поймите правильно, Нолан — по-прежнему мастер, и его фирменные козыри (или, по мнению ненавистников, минусы) при нём. Недаром его полушутливо-полусерьёзно величают гением. Увы, с гениями бывает так, что ум задавливает сердце. И они сначала что-то сделают, а потом ужаснутся — так случилось с «отцом атомной бомбы» Робертом Оппенгеймером, который во время первого испытания своего детища вспомнил слова из Бхагавадгиты: «Я — смерть, разрушитель миров». «Довод» прямым текстом ссылается на Оппенгеймера — один из персонажей списан с него. Но фильм задирает ставки ещё выше: в нём нависшая над миром угроза «страшнее, чем ядерный холокост».
Да, здесь персонажи смотрят в будущее не столько с надеждой, сколько со страхом. И если вы хотите развеяться, посмотрев что-нибудь лёгкое, то «Довод» не самый очевидный выбор. Но надежда в фильме не умирает, а друзья есть и на закате, и в другое время суток. Как есть и самоотверженные герои, не получающие лестную приставку «супер-» лишь потому, что они остаются в тени и об их подвигах никто не узнаёт — как не узнаёт об обезвреженных бомбах. Цель здешних героев — не устроить максимально громкий бадабумс (хотя и в них иногда просыпается тяга к драматичности), куда важнее всегда иметь ответ на вопрос «А сегодня что для завтра сделал я?»
Авторизируйтесь, чтобы оставлять комментарии: