Спартак: Война проклятых — 3x10

Нона утомилась прясть, Децима в изнеможении отложила кудель и веретено. Настало время беспощадной Морты, которая с упоением хватается за острые ножницы и без жалости рассекает натянутые нити. Парки трудятся исправно, ни на миг не прекращая кропотливой работы. Перед их лицом равны, как известно, и рабы, и цезари.

Описать заключительный эпизод сериала, следуя сюжету, не представляется возможным, да и смысла в этом нет. Последние строчки, вписанные в историю Спартака, каким увидели его жизненный путь Стивен ДеНайт сотоварищи, на этот раз больше изобилуют прилагательными, нежели глаголами. Действие одно – последняя битва, где обрывается множество дорог. Зато вдоволь переживаний, порождённых событиями, которые предшествуют окончанию войны за свободу.

За непобедимым фракийцем уже давно и прочно закрепился образ живого бога. И есть основания относиться к этому утверждению серьёзно. Он – символ восстания, он многолик, он живёт в каждом бойце своего войска, готового спуститься ради него в обитель самого Плутона. Спартаку удалось снискать популярность такого размаха, что сам Крез Римской республики почёл за честь стоять рядом с ним. Неудивительно, что описанная у Джованьоли сцена встречи полководцев найдёт отражение и в заключительном эпизоде. Удачная возможность персонифицировать противостояние готовящихся к бою безликих масс. И вот два великих врага пожимают друг другу руки, власти в которых на тот момент куда больше, чем в холёных ладошках патрициев, отсиживающих задницы на мраморных скамьях сената. Правда, в этой знаковой сцене акцент чуточку смещён, словно противники встретились лишь для того, чтобы Красс узнал правду о Коре. И в итоге то, что начиналось как захватывающая история любви, заканчивается трагедией. Судьба рабыни послужила иллюстрацией к действиям человека, беззаветно служащего долгу. И этот самый долг превращает его в невольника вернее железных кандалов.



Последние часы перед решающим сражением отданы словам, голый остов которых впоследствии облекут красочной картиной. Война и женщины, неизбежность предназначенного, свобода выбора и цена победы. В беседе с Ганником рождается простая истина: ценность любого сражения определяется не количеством убитых, но выживших. Парадокс любой войны, ибо Пиррова победа ещё ни одному военачальнику не приносила радости. Подобными рассуждениями зрителя ненавязчиво готовят к кровавой бане, которая на этот раз не будет делать различий между второстепенными персонажами и главными, а подчинится историческим реалиям. И принять финал надлежит с философским спокойствием.



Сама битва, которая должна была стать апофеозом сериального экшена, впечатлила отнюдь не зрелищностью. Хотя и тут поругать не за что: приведены в действии тактические и стратегические уловки, в отдельности показаны смертельные дуэли важных персонажей, в сценах задействована кавалерия и военная техника. В итоге на экране не просто свалка, а «красивая» война. Но основную, с позволения сказать, прелесть, придаёт ей, как ни странно, эмоциональный накал. Ярость обречённых тут как удачно добавленная пряность. Ну а очевидный для всех финал умело расцвечен символами, отсылками к первым эпизодам и горькой иронией над словами не сумевших прозреть свою судьбу. Один из шести тысяч распятых вдоль Аппиевой дороги, помнится, не раз повторял, что он не грёбаный мученик, приколоченный к кресту…



В попытках подчеркнуть исключительность трактовки сценаристы «Спартака» придали очевидному на первый взгляд исходу элемент спорности. Так кому же всё-таки досталась победа? Крассу, несмотря на очевидность заслуг, всё так же приходится прогибаться и отступать в тень, в дальнейшем надеясь лишь на собственную хитрость. Спартак отвоевал свободу для себя и своих людей, но умер с незажившей раной там, где когда-то билось сердце. Ганник с победным рёвом отправился к своим богам под раскаты скандирующей его имя толпы. Агрон с Назиром победили смерть, но что ждёт их впереди?..

Обилие символических деталей и слов, обращённых в будущее, заканчивают самую неканоническую историю о Спартаке. Создатели согласно собственному вкусу обыграли то, что в рассказах историков покрыто туманом или вовсе не отображено. Финал соответствует общепринятой исторической правде, и всякие надежды на благополучный исход следовало оставить с первых же серий просмотра. Лёгкость, с какой авторы обрывали жизни полюбившихся персонажей, как бы намекала на то, что никакие спекуляции насчёт возможного чуда тут не приживутся. Шанс на спасение имели только те, кого в повествование ввела фантазия сценаристов. А вот остальные от уготованной судьбы не ушли. Однако им была дарована смерть, лучше которой они вряд ли бы смогли для себя испросить. Война проклятых завершилась, оставив победителей и побеждённых на равных. Могли ли боги даровать лучшую участь тем, кто в них не верил?..