Фронт кровавой блокады — 03

А вот это был нечестный приём.




К «Арии» Баха в прошлом превью мы отнеслись спокойно. Но когда в эпизоде саундтреком ключевого преодоления зазвучала наша музыкальная любовь – Симфония № 9 Бетховена (знаменитая «Ода к радости» является как раз её частью)… Причём преодолевал самый нравящийся нам здешний персонаж. А самого раздражающего – наоборот, практически не было. Плюс выверты пространства, декор в стиле «Эшер одобряет, часы Староместской ратуши передают привет, Врата Ада застенчиво пасуют». Короче, наше сердце дрогнуло.




Впрочем, розовые очки мы не нацепили, поэтому без рассказа о минусах дело не обойдётся. Уроженец бывшего СССР Корсаков Ульценко («Корсаков» – типичное советское имя, ага; почти как «Иван» или «Николай», только «Корсаков») – тот ещё буратина из дерева и картона. Декорация, нужная лишь для саспенса да демонстрации запредельной улётности и самопожертвования Клауса фон Райнхерца. Корсаков, видите ли, грандмастер просфера – аналога шахмат из иного мира, по сравнению с коим трёхмерные шахматы «Стар Трека» нервно курят. Редкий кадр, ценнейший игрок… из людей, конечно. До иномирян людям ой как далеко.

Так вот, Корсаков попросил у иномирной большой шишки – страстного любетеля игры в просфер – ядерную помощь. Иномирянин обещал предоставить – если проситель продержится против него девять часов. Вдобавок Корсаков захотел смерти Клауса и его спутницы Кей-Кей – иномирянин согласился и на это, при условии что количество часов увеличится до десяти. Грандмастер держался-держался… ему не хватило каких-то двух минут. Тут бы его и убили (ещё одно условие игры) – но вмешался Клаус. Его желание спасти Корсакова и получить сведения о распространении супернаркотика (ради которых он в общем-то и приехал) было оценено в девяносто девять часов игры нон-стоп.




Питательнейшая почва для героизма. Прям чернозём. Иномирянин даже рассказал Клаусу о том, что Корсаков желал его смерти. Но почти-Санта Клаус простил слабость человеческую и, истекая кровью, превозмог ради мирового баланса в целом и отдельно взятого грандмастера в частности.

Будь на месте Клауса Леонардо, мы бы уже достигли Плутона на реактивной тяге, костеря пафос и постоянное проговаривание матчасти вслух, зачастую тупо в монологах. По счастью, означенного Леонардо в эпизоде было мало, да и когда он таки влезал в кадр, то вёл себя на редкость вменяемо: спокойно сфотографировал девушку-«призрака», а потом и подружился с ней; тихо едва не умер из-за Заппа; проворно выселился из гостиницы (воистину иномирные представления о жилье экстра-класса неподвластны людскому пониманию!). Никаких воплей, никакой рефлексии. Всегда бы так.




Кстати, о «призраке». С чего брат фактически посадил её под домашний арест – причём именно тогда, когда открылись врата в иной мир и на месте Нью-Йорка возник Хеллсалем? А сам брат – это подозрительный красноглазый юноша из превью?

Меж тем превью выглядит кроваво-экшеново – и вновь имеет фоном некую симфоническую мелодию. Увы, её мы не узнали. Никто в курсе, что за произведение?

Словом, в силу отменно необъективных причин мы эпизодом скорее довольны, чем нет (но эти штампы… Но эти монологи…). Контраст между Леонардо и «Либрой» почти не резал глаз; юмор и повседневность удачно обрамляли детектив и состязание; иной мир – визуальная лепота; фон Райнхерц и ван Бетховен – убойное сочетание. Продолжаем просмотр. Даёшь больше классической музыки и побоищ с интригами!

Хех. Забавно будет, если выяснится, что опять разошлись во мнениях с читателями. Хоть кто-нибудь ещё ставит свежий эпизод выше предыдущих?