Выживут только любовники

В прошлом году «Византия» напомнила зрителям, что о вампирах можно снять серьёзный драматический фильм. Всё по-взрослому: никаких любовных треугольников, никаких декапитаций, перестрелок и уж подавно замков с летучими мышами. Вампиры ведь те же люди, только живут подольше, не любят гулять по улице днём и являются хроническими кровоголиками. Джармуш это понимает не хуже Джордана.

Так уж повелось, что зомби являются «метафорой общества потребления», а вампиры – мерзкой аристократии, пьющей народную кровушку. Интерпретации заезженные и для Джармуша неприемлемые. В Каннах засмеют. Его вампиры предстают этакой творческой интеллигенцией, непринятой и непонятой, ушедшей от мирской суеты в добровольное изгнание.

Затворники обсуждают музыку и литературу, понятные лишь им одним – авторов знали лично. И вот в устах вампиров-интеллигентов Байрон становится «помпезным ослом», а Шекспир предстаёт вором чужих произведений. Режиссёр-сценарист иронично отвечает на знаменитый вопрос авторства: по его версии, «Гамлета» написал Кристофер Марлоу, который, кстати, тоже вампир.

И так на протяжении всей истории: талантливые носферату творят искусство, а глупые людишки его только потребляют. А если не потребляют, то крадут, как тот же Шекспир или, скажем, Шуберт. Остаётся лишь воскликнуть: «И кто у кого ещё кровь здесь пьёт?!» Однако вампиры не восклицают, они просто обзывают людей «зомби», тоскуют по былому и продолжают строчить в стол.

Ах да, и ещё влюбляться.

Любовная линия настолько же условна, насколько и вампирская. У Адама и Евы всё чинно и благородно: ни вам разборок, ни истерик, ни горячих примирений. Шутка ли, столько веков вместе! Только и остаётся, что сидеть за столом, цедить кровь из бокалов и говорить об искусстве. Эти безумно содержательные беседы парят в бескрайнем сюжетном вакууме – быт бессмертных чрезвычайно беден на события. Однако злые «зомби», которые ни бельмеса не смыслят в кинематографе, поговаривают, что у Джармуша всегда так. Или это достоинство, или же вы ничего не понимаете.

А вот что фильм совершенно не красит, так это грубо поданные аллюзии на всё и вся. На больничном халате Адама значится имя «доктор Фауст», а затем – «доктор Калигари». Намёк поняли. Документы Евы оформлены на имя Дейзи Бьюкенен. Да поняли мы, поняли! Нет, авторы ещё покажут портреты классиков в квартире Адама и книжную полку в квартире Евы. И этой игре в имена не будет конца и края. Эстетствующая публика станет биться в экстазе («Я знаю, я знаю, кто все эти люди!»), а вот в зрителе, понявшем всё с первого раза, начнёт копиться раздражение. Слишком уж рьяно Джармуш пытается поместить свою ленту в контекст литературного и киношного романтизма.

А кино вышло именно что романтическим, и вовсе не нужно козырять именами Байрона и Шелли, чтобы зритель это осознал. У романтиков были «художник и толпа», а у Джармуша, стало быть, «вампиры и зомби» – творцы и потребляди. Таким вампирам серость и косность прямо кол в сердце. И кровь они у этих зомби не пьют – в людях и кровь настоящая перевелась, один кисель по жилам течёт. Как жить? Как выжить в этом зомби-апокалипсисе? За ответом нужно обращаться не к героям «Ходячих мертвецов», а к Уильяму Шекспиру (тьфу, то есть к Киту Марлоу): «Любовь – маяк, она средь бурь тверда…»

Да, выживут и впрямь только влюблённые.