Sudden Strike 4

На недвижимого стального гиганта ложился чистейший белый снег. Гигант не боялся холода и не замечал того, что давно стал похож на сугроб. Он спал, а со стороны казалось, что всю последнюю неделю и вовсе был мёртв. Его безмятежный сон не беспокоили и сновавшие рядом советские солдаты. Они суетились, двигались, но всё равно оставались на месте, заметаемые безразличной метелью. Наступление Красной армии продвигалось, но даже вдохновлённые победами и предвкушавшие освобождение Родины красные бойцы были вынуждены бороться с лютыми холодами и то и дело увязали в сугробах.

«Ну что там?» — прокричал Сеня, прыгая с одной ноги на другую и хлопая себя по плечам руками в тонких матерчатых перчатках, дававших лишь иллюзию защиты от холода.

«Всё так же», — уже в третий раз ответил ему командир роты и зашагал дальше — проверять, не окоченели ли вверенные ему солдаты.

Сеня плюнул в сердцах, но вместо шлепка услышал звон разбившегося льда. Мороз стоял такой, что промедление было куда опасней, чем внезапные атаки немцев.

«Скоро уже пойдём», — подбадривал его сослуживец Егор, не забывая в очередной раз напомнить о том, что наши уже на полпути к Берлину. Слушая его речи, Сеня очень хотел стать этими сами «нашими». Пить европейские вина, а не соляру, курить одолженные у американцев сигареты, а не сырую махорку и греться под средиземноморским солнышком, а не студить солдатский зад в сугробе.

Егор умел подбодрить в самый тёмный час, но сослуживцы ценили солдата не за это, а за тактическую выдумку, которая нередко спасала на протяжении всей Великой Отечественной. Вот, например, был такой случай: когда его корпус красноармейцев двигался от Ленинграда, дали бойцам задачу охранять конвой от немцев. Патронов было не много, снарядов ещё меньше, так Егорка что придумал: говорит, мол, давайте мы лёд на реке проломим, но не везде, а только там, где оборонять не сможем. Немец, говорит, между прорубями пойдёт, тут мы его и примем. Посовещались, да так и решили — подорвали лёд, а немец прямо по оставленным льдинам пошёл. Где речка нацистов не забирала, там советская армия их встречала. Патронов сэкономили вагон и маленькую тележку, а немчура от Ленинграда бежала так, что только пятки сверкали.

Правда, погнать-то их погнали, да только догонять уже не могли — горючка у техники кончалась быстрее, чем её успевали заливать в баки, а снабжение из осаждённых городов ждать не приходилось. Вот и перебивались тем, что немцы бросали: и технику их брали, и боекомплект, и про канистры не забывали — всё годилось. Особенно ремонтные машины оказались полезными, когда немцы начали взрывать за собой мосты через речки. В тех машинах сварочные аппараты были и сталь, потому парочка крепких ребят с помощью такой вот техники за считаные минуты могла сделать новый мост, который и танк выдержит.

Такие случаи тоже были, и немало. А потому немец готовился строительства переправ не допускать — ставил снайперов на берегах и ловил строителей. Много ребят полегло, защищая берега. Немец отбивался, как загнанный голодный зверь, понимал, что даже наказание фюрера за неисполнение приказа не будет и вполовину таким страшным, как русский Иван, мстящий за свою сожжённую деревню. Но под пули лишний раз никто не лез, а если и получал ранения, то тут же из тылов мчались на помощь медбратья, которые поднимали раненых и уводили от линии огня.

Каждый ценил свою жизнь, на любом фронте и на любой его стороне. От каждого зависел успех любой операции, ведь в случае чего подкрепления ждать было неоткуда — вот тебе план, лоб расшиби, но сделай, потому что вокруг никого, кроме тебя. Командир говорил так: «Хочешь уравнять шансы — обходи с тыла, убивай резко и хватай то, что теряет враг». Под последним командир понимал пушки, траншеи, насыпи и доты. Особенно пригождались оставленные в деревнях грузовики. На них можно было быстро доставить пехоту в тылы неприятелю, а также прицепить и отбуксировать пушки и лёгкие артиллерийские машины. Стрелять они, будучи прицепленными, конечно, не могли, зато передвигались куда быстрее. И в последние годы войны, когда советская армия всё-таки перешла в наступление, манёвры стали ключом к победе над окопавшимся врагом.

«Вот доберёмся до Берлина, машину себе возьму. Немецкую», — сказал Сеня и сбил сосульку, свисавшую с кончика его носа.

«Да зачем тебе? — воскликнул Егор. — Наши. Советские. Они же лучше во сто крат!»

«Хочу. Не нужны мне „Вальтеры“ трофейные, машину хочу немецкую. Девок летом катать буду, в кино возить. Вот ты на трамвае их на „Лермонтова“ повезёшь, а я с ветерком, на колёсах», — замечтался Сеня.

В ответ Егор только усмехнулся и отправился собирать ящики с боеприпасами, будто почувствовал, что скоро армия тронется и продолжит свой путь в Европу: восстанавливать города, но и строить стены, что на долгие годы разобьют общество и целые нации. Позднее этих солдат назовут героями, наградят орденами, да и отправят по домам, у кого они были. Кто-то останется охранять захваченное, удерживать Берлин. Кто-то будет искать мирной жизни, кто-то — другой войны. Одни смогут пережить победу, другие не доживут даже до первой её годовщины, когда слабость, усталость или полученные за четыре года раны и болезни окончательно ослабят организм, не давая тому и шанса оправиться.

Но сейчас, когда взятие немецкой столицы ещё не произошло, армия собиралась в путь. Гигант, что всё это время провёл под снегом, подал голос. Он зарычал, смахнул с себя снег и двинулся вперёд, расчищая солдатам путь через сугробы. Грандиозная машина ИС-2, названная в честь вождя, будто бы и не заметила спячки. Её рев распугал птиц и разбудил пару медведей, которые, заслышав мощный голос великана, предпочли найти себе берлогу в другом лесу. Танк торопился и обгонял армию. Он жаждал боя, отмщения и победы.