Тони Эрдманн

«Глюков тебе побольше!» — желают друг другу некоторые постигатели немецкого, узнав перевод слова «Glück». Главный герой фильма тоже желает своей дочери «глюк» — счастья. Однако методы его столь специфичны, что порой происходящее на экране выглядит как натуральная галлюцинация. Ну или как не-сказка про косматого земляного человека (вооружившись молотком и зубилом, фамилию «Эрдманн» можно расколоть на Erd + Mann) и ледяную деву. Дева заморозила сама себя настолько, что её не греют ни праздники, ни отношения, ни разные белые субстанции. Ей в глаз попал карьеризм, и она всё пытается сложить из букв «у», «п», «с», «т», «а», «т», «о» слово «успех»; но получается «пустота».

К сожалению, и у протагониста Винфреда Конради нет при себе записной книжки Магнуса Редькина, поэтому когда его дочь Инес идёт в контратаку, спрашивая, что он понимает под счастьем, дать определение (хотя бы простейшее позитивное) он не может. Подать личный пример — тоже. Винфред одинокий грустный шут, даже когда во рту у него красуется третья челюсть, а на голове — нелепый парик, атрибуты его альтер-эго Тони Эрдманна. Но следовать принципу «Врачу, исцелися сам!» герой не намерен, так что берётся за причинение добра и нанесение пользы безотлагательно.

Кому-то Винфред/Тони кажется трогательным, кому-то забавным, кому-то раздражающим — мнения разделяются и на экране, и в зрительном зале. Каков герой, таков и фильм: нестандарт и по жанру, и по стилю, и по хронометражу — он представляет собой почти три часа жизненности, странностей, неловкостей. В жанрах проставлены «драма» и «комедия»; действительно, чувство юмора у ленты есть — но от него становится не веселее, а ещё грустнее. Ведь в первую очередь это история о двух отдалившихся друг от друга одиночествах.

Гесиод сетовал на сложные отношения отцов и детей аж 28 веков назад, задолго до всяких Тургеневых: «Дети — с отцами, с детьми — их отцы сговориться не смогут». Спустя тысячелетия проблема не исчезла. Но Винфред всё-таки пытается дотянуться до Инес, войти в её жизнь — и его суровая дочь слегка оттаивает, чуть ли не до капели. При этом хэппи-энд отсутствует — может, его додаст студия Paramount, затеявшая ремейк к Джеком Николсоном и Кристен Уиг. А может, и нет. История отчётливо европейская и артхаусная, а не голливудская и массовая. Под финал Винфред высказывает важную мысль открытым текстом, однако в целом молчание говорит здесь больше, чем слова.

Германо-австрийско-швейцарско-румынский «Тони Эрдманн» напоминает некоторых своих конкурентов по оскаровской гонке за звание лучшего фильма на иностранном языке. Ирано-французского «Коммивояжёра» — ручной камерой, эффектом присутствия, тянучестью и регулярно накатывающей неловкостью. Шведскую «Вторую жизнь Уве» — образом одинокого старика; правда, «Уве» и оптимистичнее, и пронзительнее. Бонусом приходит на ум позапрошлогодний мультфильм «Маленький принц»: связью дня рождения и дня смерти, попытками старого чудака вывести молодую деловую даму за рамки серого взрослого мира; но Авиатор возвращал к человечности маленькую и чужую дочь, а Винфред — взрослую и свою.

«Тони Эрдманн» смешивает семейную драму с социальной и корпоративной, а сверху присыпает их лёгкой фантасмагорией. Прагматичные фразы типа: «Чем больше уволит он, тем меньше придётся увольнять мне» соседствуют чуть ли не с фольклорной обрядовостью: Инес пару раз сравнивают с животным, на празднике между новым платьем и «костюмом Евы» она выбирает наготу, а в гости к ней заявляется здоровенный косматый кукер, в мифологии южных славян являющийся олицетворением плодородия и напоминающий ей о её корнях.

Для тех зрителей, кто спустя час-другой почувствует себя утопающим в своеобразном стиле киноленты или дремоте, есть спасательный круг в лице Анки — милой юной ассистентки Инес, которая ради шефа и последнюю рубаху отдаст (ладно, не последнюю; да и не рубаху, а блузку), и на весьма своеобразную вечеринку придёт. Ещё бодрит умение фильма удивлять: тут вам и путь из Бухареста в германскую глубинку через Шанхай, и православная Пасха, и московская свадьба, и румынские работяги-нефтяники, и прелюбодеяние с пирожными — пёстрая россыпь. Плюс сильная актёрская игра. Но играют лицедеи разные «не-»: неуклюжесть, неуместность, неприкаянность. И главным впечатлением оказывается грусть. Кто-то из зрителей будет грустить о потраченном времени. Кто-то — о других утратах.